Преступность всегда оставалась в значительной мере феноменом загадочным. Ее сущность нередко ускользает от исследователя. Бельгийский криминолог А.Принс по этому поводу заметил: «Среди тайн, которые нас окружают, существование зла на земле - одна из самых необъяснимых; все философские системы пытались проникнуть в нее и все учения о божественной справедливости пытались примирить усовершенствование с существованием зла».
Теологический подход к анализу преступности наиболее активно разрабатывался в средние века такими теологами как А.Августин, Ф.Аквинский и др. Как правило, теологические трактовки преступности связывали общественно опасное деяние с происками дьявола и были основой карательной практики религиозных судов. В некоторых современных исламских государствах практика шариатских (религиозных) судов является весьма устойчивой. Сегодня достаточно активно возрождается интерес к христианским теологическим ученьям и в России, а в отдельных ее регионах (Чечня) в конце ХХ в активно функционировали шариатские суды и практиковались религиозные подходы к воздействию на преступность.
Исследуя теологическую модель преступника, А.М.Яковлев отмечал следующие черты данного подхода: «Понятие преступного связывается с крайними проявлениями зла, преступным считается посягательство на высшее добро… Преступник же - непосредственное воплощение (персонификация) зла». Анализируя мистические корни насильственной преступности, М.П.Клейменов делает следующие выводы: «Связь мистицизма с насилием прослеживается исторически по двум направлениям: как поклонение демоническим культам и как богоборчество».
Интересную интерпретацию теологической концепции преступности приводит Ф.М.Достоевский: «Все эти ссылки в работы, а прежде с битьем, никого не исправляют, а главное, почти никакого преступника и не устрашают, и число преступлений не только не уменьшается, а чем далее, тем более нарастает. И выходит, что общество, таким образом, совсем не охранено, ибо хоть и отсекается вредный член механически и ссылается далеко, с глаз долой, но на его месте тотчас же появляется другой преступник, а может и два другие. Если что и охраняет общество в наше время и даже самого преступника исправляет и в другого человека перерождает, то это опять-таки единственно лишь закон Христов, сказывающийся в сознании собственной совести. Только осознав свою вину как сын Христова общества, то есть церкви, он сознает вину свою перед самим обществом». Здесь же можно найти и рекомендации по социальному переустройству - «надо, чтобы не церковь перерождалась в государство, а, напротив, государство должно кончить тем, чтобы сподобиться стать единственно лишь церковью».
Основная криминологическая идея теологов: преступность - проявление зла. Преступление есть результат того, что человек либо отвернулся от бога (безверие), либо оказался во власти дьявола (сатанизм).
В мире существуют два полюса: плюс и минус, добро и зло, бог и антибог. Вокруг первого полюса группируются светлые личности (силы добра), вокруг второго - темные (силы зла). Абсолютное большинство людей занимают промежуточное положение. В определенные периоды (золотой век) большая часть людей смещается к полюсу добра. Бывают и противоположные исторические эпохи (сумерки богов), когда, словно, темный ветер гонит людей к полюсу зла.
В человеке уживаются хорошие и плохие качества, его душа оказывается полем битвы добра со злом. Добрый - тот, кому удалось подавить в себе силы зла. Злой - тот, кто подавил в себе доброе начало.
От того, что подавляет в себе человек:
Добро или зло;
Сострадание или бессердечие;
Жадность, корыстолюбие, чревоугодие, гордыню или щедрость, бескорыстие, скромность,- зависит, куда он движется: к богу или в противоположную сторону.
«Сторонники и последователи зла и становятся преступниками, первым из которых был Каин. Издавна известны люди, которые служили злу как идее. Но за всю историю существования России не проявлялось в таких масштабах стремление служить идее зла, как сейчас, когда в стране организованы и действуют сотни сатанинских сект».
Интересны размышления Л.Н.Толстого о природе социального зла. Пытаясь понять, почему человек становится приверженцем зла, он последовательно анализирует его истоки: злые люди - дурное общественное устройство - насилие, которое поддерживает это дурное устройство - участие в насилии тех людей, которые сами страдают от него - отсутствие истиной религии в этих людях.
Идеи, вырабатываемые в рамках теологического подхода к анализу преступности, достаточно сложны. Многие из них носят трансцендентный (недоказуемый на уровне научных аргументов) характер. В то же время они открывают новую грань бытия, новую плоскость изучения криминальных явлений. Они могут быть положены в основу соответствующих научных гипотез, имеют колоссальную мировоззренческую значимость. К числу таких идей относятся:
Преступность есть зло. Отрицание ее - добро;
Цель воздействия на преступность - движение общества к высшей справедливости посредством разрешения противоречий между добром и злом;
Борьба с преступностью осенена богом. В приверженности идеалам добра - залог успеха (в то время как многие люди находятся во власти иллюзии: чем больше жестокости в борьбе с преступностью, тем лучше). Идеализация принципа «зло в ответ на зло» превращает борцов со злом из поборников добра в приверженцев зла;
Добро онтологически (по сути бытия) сильнее зла - в этом источник оптимизма тех, кто борется с преступностью;
Религиозные меры воздействия на преступность имеют значительный антикриминогенный потенциал. Основные из них - проповедь, образец добропорядочности в деяниях и помыслах. С ними тесно связаны такие нетрадиционные меры воздействия на преступность как молитва, медитация и т.п. Они привлекают внимание исследователей к биоэнергетическим аспектам преступности;
Акцент в разрушающем воздействии на преступность каждый должен делать прежде всего, на самого себя (самосовершенствование).
_______________________
Неправовые подходы к анализу преступности мы назвали нетрадиционными. Эти подходы не являются вполне отработанными. Они в значительной мере уязвимы для критики. Однако их уязвимость - результат того, что те, кто разрабатывает эти подходы, пытаются постичь вещи настолько сложные, что наше мышление не всегда готово их охватить. Как бы то ни было, прикосновенность к этим идеям позволяет увидеть новые грани криминального феномена. Каждый из рассматриваемых подходов к изучению преступности имеет свои сильные и слабые стороны. Наибольшая опасность для криминологии таится в абсолютизации одной из граней криминального феномена. Это чревато формированием плоской и однобокой криминологической теории. Не меньшая опасность таится и в механическом соединении разнородных подходов (эклектика). Здесь очень важно найти механизм корректной реализации принципа дополнительности. Задача криминологического поиска заключается в формировании единой непротиворечивой теории преступности, способной объективно отразить сложнейшую сущность криминально-криминогеной реальности.
Литература по теме
Ферри Э. Уголовная социология. М.,1908; Кларк Р. Преступность в США. М., 1975; Кудрявцев В.Н. Причины правонарушений. М., 1976; Спиридонов Л.И. Социология преступности. М., 1978; Раска Э. Борьба с преступностью и социальное управление. Таллин, 1985; Яковлев А.М. Теория криминологии и социальная практика. М., 1985; Спиридонов Л.И. Социология уголовного права. М., 1986; Социальные отклонения. М., 1989; Карпец И.И. Преступность: иллюзии и реальность. М., 1992; Долгова А.И. Преступность и общество. М., 1992; Криминология. С.-Пб., 1992; Кудрявцев В.Н. Социальные деформации. М., 1992; Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). М., 1994; Конев А.А. Преступность и проблемы измерения ее реального состояния. М., 1995; Кудрявцев В.Н., Казимирчук В.П. Современная социология права. М., 1995; Социология преступности. М., 1996; Преступность, статистика, закон. М., 1997; Лунеев В.В. Преступность ХХ века (мировой криминологический анализ). М., 1997.
Вообще существуют два основных подхода к изучению религии: теологический (богословский) и светский (научно-философский)
Теологический (богословский) подход в широком смысле рассматривает религию"изнутри"- как встреча и постоянное переживание человеком присутствия. Бога в жизни людей и окружающем мире. Это ощущение, считается жают сторонники богословского (теологического) подхода, дается человеку через непосредственное"видение"Бога, полное той же внутренней достоверностью, что и ощущение человеком собственного"Я"Поэтому, подчеркну ют числе православные богословы, существует существенная разница между"знанием о. Боге"и"знанием. Бога"Стать специалистом из. Священного. Писания и учения (см. текст 22). Церкви может и неверующий, но в тайне"знания ния. Бога"он не способен проникнуть. Этот подход в христианстве представлен теологией (учение о. Боге в католической и протестантской традиции) и богослов ям (учение о прославлении. Бога в правосл ней традиции, поскольку возможность познания. Бога здесь отвергается). Теология (богословие) является частью теоретического уровня религиозного сознания. Свою задачу теологический (богословский) подход видит в в бгрунтуванни и систематизации содержания той или иной веры в вероучении и форм ее воплощения в культу культі.
Джеймс. Фрезер (1854-1941)
Католическая теология является сложным по своей структуре интеллектуальным образованием с почти тысячелетней историей. Она делится на естественную и сверхъестественную. Общим между ними является то, что они имеют дело с. Словом. Бога, творением. Бога, а не непосредственно с. Богом. Естественная теология познает. Бога по его натуральным творением, то есть материальным, природным миром, в котором мы живем, а потому нуждается в опоре на ум. Сверхъестественная теология познает. Бога путем постижения смысла его. Откровения, изложенного в. Священном. Писании. Разум здесь играет второстепенную, служебную функцию - выяснение основных положений надприро дного. Откровения, перевод их символического содержания на язык человеческой жизни. Без"сверхъестественного освещения"ветви считается ограниченным в своих познавательных возможностях. Поэтому сверхъестественная теология возвышается я над теологией естественной, содержательно расширяя и конкретизируя добытые ею знания о. Боге и созданный им свиим світ.
Протестантская теология разделяется на историческую теологию (история религий и. Церкви в общекультурном контексте), систематическую теологию, которая обнимается вероучением, практическую теологию. В православия в них духовных школах преподаются такие предметы как апологетика, или основное богословие (изучает, что такое православие, и каких истоков оно появилось, каким образом оно решает основные проблемы духовного жизни), сравнительное богословие (изучает различные религии в сравнении их догматов с христианскими), догматическое богословие, нравственное богословие, пасторское богословие, экзегетика, патристика, сектозна вств (изучает новые религиозные организации). В теологии (богословия) входят также дисциплины, направленные на исследование религиозной практики - например, литургикика.
Теологические (богословские) исследования в наше время невозможны без широкой общекультурной подготовки их специалистов, знания ими основных закономерностей природы, общества, человека. Теологические (богословс ские) дисциплины так или иначе используют методы исследования гуманитарных и естественных наук мере, как отмечают сами теологи, здесь действуют как минимум три рациональных принципах: 1) принцип лин гвистичнои рациональности, согласно которому теология привлекает научную или философскую терминологию, видоизменяя значение многих понятий (например,"дух"в философии и"дух"в теологии) 2) принцип логических ной рациональности, согласно которому рассуждения теолога должны быть благоустроенными, логическими, 3) принцип методологической рациональности, согласно которому теология придерживается метода, определенной последовательности в своей роботті.
Начиная с середины XX в в теологии (богословии) получили распространение оригинальные концепции, которые показали процесс постепенного осовременивания религии. Назовем некоторые из них, на наш взгляд, интересные:
"Теология освобождения", которая была основана в конце 1960-х гг в. Латинской. Америке в католической среде и получила свое название после выхода одноименного труда перуанского священника. Густаво. Гутьеррес заслоном. Гутьеррес, его теология предлагает новый подход к богословию. Традиционно оно лишь потрактовувало истины. Откровения. Теперь, наоборот, теология должна выступать за улучшение земн их условий жизни христианина, освобождение его от политического и социального угнетения, экономических неурядиц. Это и есть то настоящее спасение, которое. Церковь обещает своим вернымірним.
"Теология надежды", названная так по труду. Ю. Мольтман. Он сравнивает. Церковь со стрелой, выпущенной в свет ее цель - не просто индивидуальное, личностное,"духовное"спасение. Это реализация надежды на справедливой дливисть, гуманизацию человеческих отношений во всем мире. Следовательно, позиция христианина - это не пассивное ожидание. Второго. Пришествия. Христа и установление. Царства. Божьего на земле, но активная работа с преобр ванию окружающего мира на христианских началах,"зная, что труд ваш не тщетен пред. Господом"5:58).
"Феминистская теология"(М. Дейли,. Р. Ретфорд рутер), чье появление стало возможным благодаря дальнейшей демократизации западного общества и широкому развертыванию женского движения за женское равноправие. С. По своей методологии"феминистская теология"соответствует критериям научности. В то же время многие ее представительниц хотели бы остаться в пределах религии, однако приблизив ее исповедание к особливос и женской духовностиості.
Предметом"феминистской теологии"есть категория. Женского в религии. Рассмотрение этой категории имеет, с одной стороны, показать просякнутисть большинства национальных и мировых религий мужским началом, со второй ого-указать пути видозмины вероучительной и культовой практики в сторону увеличения представительства в них. Женского. По мнению"феминистской теологии", в религии. Бог, как правило, - представители сильного пола и несмотря на то, что совершенное существо по самому своему определению не должно стать, она и. Творец, и. Отец, и. Мать одновременно. Освящение этого обстоятельства в. Библии,. Коране,. Ведах,. Торе и других священных текстах, ств. Орен мужчинами, приводило к укоренению патриархата в культуру. Как следствие-сложилась целая религиозная система унижения. Женского. На уровне вероучения. ЦС проявлялось в упреках о"греховности","непо вноциннисть женщины", на уровне культовой практики - в самых ограничениях в виде менструальных табу, согласно которым женщину считали нечистой в определенные дни, практиках жертвоприношения (ритуальное самосожжение вдов в индуизме), жесткого контроля за женской репродуктивность и сексуальностьністю.
очередь,"феминистская теология"пытается переписать священную историю, сделав упор на участии женщин в установлении и распространении христианства (Мария. Магдалина), ислама (мать пророка. Амина и улю юблена дочь. Фатима), сохранения иудаизма во время его рассеяния по миру (царица. Есфирь), восстановить забытые имена других церковных активисток, мистиков, святых и мучениц. Она ведет борьбу за расширение я круга священных текстов новыми рассказами, постное пением, молитвами, написанными женщинами, за введение богослужебных обрядов, которые отражали бы именно женские представления об общении с. Высшим. Начало м, расширение и облегчение доступа женщин к различным степеням священства и должностей в религиозных организациях.
Современная"постмодернистская теология"ее основные идеи следующие: 1). Творение не является мгновенным актом, проявлением безграничной мощи. Божией. Не только любой человек, но и каждая вещь в мире творцом. Бога, в они творят, кроме себя, еще и весь мир, принимая на себя одновременно ответственность за него. Воплощение. Бога в. Иисуса. Христа также воспроизводится в каждом человеке - при условии, что она является особым мик рокосмом, маленьким самодостаточным миром 2). Бог уже не находится в небесной сфере и недоступен для общения. Он всегда присутствует в земной сфере, не просто выражает себя в. Священных текстах, но и чек ае от человека как от своего собеседника ответы в виде личностного понимания этих текстов 3). Христианство - это религия социокультурной меньшинства по сравнению с человечеством, она на бытовом жизненном уровне рассматривается как один из языков, время с наукой, искусством, многими другими верованиями и культами, с помощью которых человек может полнее выразить все внутреннее многообразие собственного"Ясного "Я".
Теологический подход возник одним из первых. Он уходит своими корнями в религиозные представления, определившие основы понимания развития человечества. К примеру, в основе христианского понимания развития общества лежит библейская модель истории. Теологический подход, таким образом, опирается на теории, объясняющие исторический процесс как отражение Божественного плана существования человечества. Согласно теологическому подходу источником развития человеческого общества является Божественная воля и вера людей в эту волю. Приверженцами этой теории являлись Августин, Джеффри, Оттон. В XIX в. ход истории определял божественным провидением Л.Ранке. К российским авторам христианской концепции исторического развития относятся Г. Флоровский, Н. Канторов.
Субъективизм – это идеалистическое понимание исторического процесса, согласно которому история развития общества определяется не объективными законами, а субъективными факторами. Субъективизм, как методологический подход, отрицает исторические закономерности и определяет личность творцом истории, объясняет развитие общества волей отдельных выдающихся личностей, результатом их деятельности. К сторонникам субъективного метода в исторической социологии можно отнести К. Беккера.
Географический детерминизм – преувеличение значения географического фактора в развитии конкретных обществ. Арабский историк Ибн Хальдун (1332-1406 гг.), автор «Книги назидательных примеров по истории арабов, персов, берберов и народов, живущих с ними на земле», развил идею решающего значения географической среды для развития общества, зависимости обычаев и учреждений каждого народа от способов добывания ими средств к существованию. Таким образом, согласно теории географического детерминизма, в основу исторического процесса положены природные условия, определяющие развитие человеческого общества. Многообразие исторического процесса также объясняется особенностями географического положения, ландшафта, климата. К сторонникам этого направления можно отнести Ш.Л.Монтескье, подробно изложившего идею влияния климата и других естественно географических факторов на общество, формы его правления и духовной жизни.
Россию как целый историко-географический континент с особой судьбой рассматривали представители евразийской школы Г.В.Вернадский и Н.С.Трубецкой, В.Н.Ильин, Г.В. Флоровский. Н.И. Ульянов, С.М. Соловьев в истории развития общества придавали важное значение природе, географической среде. Н.И.Ульянов считал, что «если существуют законы истории, то один из них надо усматривать в географических очертаниях Государства Российского». С.М. Соловьев писал: «Три условия имеют особенное влияние на жизнь народа: природа страны, где он живет; природа племени, к которому он принадлежит; ход внешних событий, влияния, идущие от народов, которые его окружают».
Рационализм – теория познания, определяющая разум единственным источником истинного знания и критерием достоверного знания. Декарт –родоначальник рационализма нового времени доказывал возможность постижения истины разумом. Рационализм ХVII-XVIII вв. отрицал возможность научного познания истории, рассматривая ее как царство случайности. Как методологический подход рационализм соотносил исторический путь каждого народа со степенью его продвижения по лестнице общечеловеческих достижений в области разума. Деятели Просвещения наиболее отчетливо проявляли безграничную веру в торжество прогресса на основе силы разума.
Рационалистическая интерпретация истории (всемирно-историческая интерпретация) в XIX веке представлена учениями К.Маркса и Г.Гегеля. По их мнению, история универсальна, в ней действуют общие и объективные по характеру закономерности. В философии Г.Гегеля исторический процесс представлен тремя ступенями: восточная (азиатская), греко-римская (античная), германская (европейская). В подготовительных рукописях к «Капиталу» К.Маркс выделял докапиталистическое, капиталистическое и посткапиталистическое общество. Она является описанием европейской цивилизации. Европоцентризм (признание европейских шедевров хозяйства, зодчества, военного дела, науки эталоном цивилизованности и европейских критериев прогресса – универсальными) обусловил кризис рационалистической интерпретации истории в ХХ веке.
Эволюционизм сформировался в начале XIX в. как антропологическая интерпретация идеи развития и прогресса, не рассматривающая человеческое общество как общество производителей. К классикам эволюционизма относят Г.Спенсера, Л.Моргана, Э.Тейлора, Ф.Фрезера. Из российских ученых к сторонникам эволюционизма причисляют Н.И.Кареева. Эволюционизм представляет исторический процесс как однолинейное единообразное развитие культуры от простых форм к сложным, исходя из того, что у всех стран и народов существует единая цель развития и универсальные критерии прогресса. Суть эволюционистской теории предельно проста: с немногими временными отклонениями все человеческие общества движутся вверх по пути к процветанию. Культурные различия между народами объясняются их принадлежностью к различным ступеням исторического прогресса.
Позитивизм как теория, возник в XIX веке. Основоположником позитивизма стал французский философ и социолог О.Конт, разделивший историю человечества на три стадии, из них – теологическая и метафизическая – пройдены, высшая стадия – научная, или позитивная, характеризуется расцветом положительных, позитивных знаний. Позитивизм уделяет особое внимание влиянию социальных факторов на человеческую деятельность, провозглашает всесилие науки и признает независимую от произвола личности эволюцию человеческого общества от низших к высшим ступеням. Сторонники позитивизма игнорировали социально-политическую эволюцию общества, объясняя появление классов и другие социально-экономические процессы функциональным разделением труда.
История как часть гуманитарного знания, по определению, средоточием своим имеет то или иное видение человека. Существует множество школ и направлений, объясняющих исторический процесс. Чаще всего в основу объяснения кладется какой-то один фактор: экономический, политико-юридический, культурно-психологический, расово-географический и т.д. Такой подход редуцирует, сводит на какую-то одну плоскость все многомерное богатство того мира, где живет и действует человек, и зажимает человеческую душу в жесткие тиски того или иного детерминизма. Не нужно отрицать того, что во всех этих школах (не исключая даже самого вульгарного марксистского или фрейдистского материализма) может содержаться какая-то частичная правда о человеке и его истории. Но, с другой стороны, и наиболее синтетический, комплексный подход, объединяющий в цельную картину все эти разносторонние факторы (в последнее десятилетие такое многостороннее видение истории становится преобладающим), христианского историка оставляет неудовлетворенным.
Христианство отказывается видеть в человеке только объект воздействия космических, климатических, физиологических, экономических, социологических, политических, культурных и прочих факторов. Христианство утверждает неотъемлемую свободу человеческой личности, которая не может быть ограничена перечисленными детерминантами. Поэтому утверждает персоналистический подход к истории, и христианскому воззрению на историю наиболее соответствуют те ее интерпретации, которые в центр истории ставят личностное бытие. Но и безудержный персонализм и волюнтаризм не могут удовлетворить того, кто стремится к христианскому пониманию истории.
Дело в том, что христианское видение истории теологично. Для него история определяется не только жизнедеятельностью человека и различных человеческих сообществ: племен, наций, сословий, классов, государств, религиозных общин. Христианская вера утверждает, что главный, суверенный делатель, творец истории есть Сам Творец мира и человека, Который воззвал человека из небытия, чтобы сделать его Своим свободным соработником.
Богооткровенная религия существенно исторична, она говорит о величии человека в изначальном Божественном замысле о нем, о его предназначении к обожению, она говорит о любви Бога к человеку и о богодарованной свободе человека, предполагающей высшую ответственность человека перед Богом. В отличие от язычества (и неоязычества), для которого человек – только часть природного космоса и объект воздействия сверхчеловеческих сил, для христианства человек есть средоточие видимого и невидимого мира, не только любимое творение Божие, но и соработник Божий. Отсюда – основополагающий историзм христианского миропонимания. Мир движется в истории – от творения и грехопадения до Боговоплощения и от восстановления человечества во Христе до эсхатологического завершения.
Христианский историзм есть теологический персонализм: он описывает драматические взаимоотношения любящего Творца человеков с Его творениями, которые отвечают на любовь Его или ответною любовью, трудясь в исполнении воли Его, или же противлением.
С самого начала христианской истории Церкви пришлось столкнуться с Римской Империей, которая поначалу была враждебна христианству. Но даже в Апокалипсисе, который, отправляясь от событий I в., предсказывает конечное, самое страшное столкновение сынов противления с Победителем смерти и ада, Господь именуется «Владыкой царей земных» (1:5), Который соделывает омытых Кровью Его «царями и священниками» (1:6). Таким образом, абсолютная норма – подчинение царей земных Царю Небесному, и этой нормы никак не может отменить ни противление Римской Империи христианству в период гонений, ни конечное восстание на Бога апокалиптических зверя и блудницы. Уже во II в. святой Мелитон Сардский видел в Империи «совоспитанницу» Христовой Церкви (Евсевий. Церк. ист. IV,26,7). Распространение на огромную территорию единой политической власти и преобладание в этом пространстве одного языка (а таковым преобладающим языком был в I в. греческий) было, несомненно, промыслительным для распространения Благой Вести в мире (так же, как еще до Рождества Христова таким средством явился перевод ветхозаветного Откровения на греческий язык). приняла «всемирную» Империю как политическую реальность и как политическую идеологию, видя в Империи силу, «удерживающую» () мир от распада и хаоса. Но приняла и эллинистическую культуру как положительное средство распространения Благой Вести. Церковь сделала свой выбор в противостоянии экстремистам, непримиримым и к Империи, и к ее культуре.
Ко времени Константина Великого проповедь распространилась по всей Империи и вышла за ее пределы, однако число христиан не превышало семи процентов населения Римской державы. Равноапостольный Константин совершил глубокий исторический переворот, обеспечивший в течение нескольких десятилетий относительно полную христианизацию Империи. Это произошло при минимальном применении государственного насилия, благодаря, в первую очередь, патерналистскому устроению общественного сознания. Победа христианства не была одной лишь внешней, количественной победой. Она повлияла не только на общество, принявшее веру Христову, но и на саму Церковь, произведя глубокое изменение экклезиологического сознания. В эпоху гонений Церковь не только видела себя меньшинством, но и сознавала нормативность бытия своего как малого стада избранных, окруженного неверующим и враждебным миром. Само слово «эк-клисиа» могло восприниматься как выражение избранности, в соответствии с этимологией (префикс «эк» – из) и реальным значением слова во внешнем мире, где «экклисиями» назывались «народные собрания», исключавшие большинство населения – женщин, детей, рабов, чужеземцев. Теперь, после Константина, Церковь становится Церковью всенародной, что позволяет ей лучше осознать свое призвание, ибо Бог «хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (). Начинается невиданный, всесторонний расцвет Церкви. Почти половина греческой Патрологии Миня написана в интервале между Миланским эдиктом и Халкидонским Собором. Церковь получает такое важное средство для утверждения догматической истины, как Вселенские Соборы. Если доникейская эпоха была временем самых cepьезных догматических разномыслий и даже господства гетеродоксальных тенденций (крупнейшими богословами Востока и Запада были еретики Ориген и Тертуллиан), то новая эпоха может быть определена как торжество ортодоксии. Богослужение, простое и строгое в первые века, начинает обретать то великолепие, которое мы видим и ныне. Переживает свой золотой век и монашество, которое являет новозаветное пророческое служение.
Сказанного уже достаточно для демонстрации того, что история не только теологична (христологична), но и существеннейшим образом экклезиологична. Мы постигаем историю в свете христологии, в свете экклезиологии. Но, с другой стороны, мы постигаем саму не только в свете христологии, в свете неизменного догматического учения о Христе и о Его спасительном деле, но и в свете многообразного, подчас противоречивого исторического материала. Экклезиология до сих пор остается проблемной, минимально раскрытой областью богословия. Церковная древность не оставила нам ясного и всестороннего учения о Церкви, и поэтому мы или «традиционно» оставляем эту сторону богословия на периферии наших интересов, или поспешно принимаем такие решения этой проблемы, которые нельзя обосновать православной традицией. Как два противоположные, но равным образом неправославные решения экклезиологической проблемы можно назвать клерикализм, имеющий западное, римское происхождение, но уже издавна соблазнявший кое-кого и на Востоке, и протестантского толка гуманистически-демократические учения о Церкви, вроде тех, что развивали наши славянофилы. В конструировании православной экклезиологии догматическая акривия должна идти рука об руку с освоением всего многообразия церковноисторического материала. Не собираясь давать окончательное решение столь важной и сложной проблемы, укажем на один из возможных путей ее постижения.
Существует известное катехизическое учение о трех служениях Христа. Несмотря на то, что это учение пытались оспаривать в нашей литературе, как якобы имеющее западное происхождение, оно не чуждо патристики и коренится в Библии. На основе учения о трех служениях Христа можно говорить, что Спаситель делегировал эти служения Церкви Своей, оставаясь высшим их носителем. Только крайние протестанты будут отрицать, что великий Архиерей нашего исповедания дал Своей Церкви священнические полномочия. Только духовно слепые могут не видеть, что в монашестве, в благодатном старчестве раскрываются дары пророчества. Как бы мы теперь ни относились к христианской монархии, мы не можем не признать не только ее огромного значения в истории, но и совершенно особого ее места в церковном сознании. Святитель Григорий Богослов призывает царей: «То, что гореґ – только Божие, а то, что долу – также и ваше. Богами станьте для тех, кто под вашей властью» (Сл.36,11). А святой Юстиниан восклицает: «Что может быть больше и святее императорского величества?» (Код.1,14,12). Много позже, в XIV в., святитель Григорий Палама молится о царях, которых Бог «оправдал царствовать над жребием Его и над земной Его Церковью» (Молитва 1,2). Вопрос христианской монархии есть вопрос не только исторический, но и экклезиологический. Несомненно, что цари несли высочайшее служение не только в христианском обществе, но и в Церкви. Цари руководили церковной администрацией, издавали от своего лица не только церковные законы канонического характера, но и вероучительные эдикты, председательствовали на Вселенских и иных Соборах. Особое отношение к ним Церкви проявилось в том, что никогда в официальном порядке императоры не были осуждаемы за ереси. Хотя бывали императоры-еретики и даже ересиархи, Соборы осуждали за ереси пап, патриархов, виднейших богословов (Ориген) и подвижников (Евагрий), но не царей. А в 80-х гг. ХIV в. при патриархе Ниле Константинопольский Синод издал постановление, которым император изымался из-под любых канонических санкций (отлучение и пр.). И это было в царствование давно уже перешедшего в католичество Палеолога, при том что вполне мизерная в то время территория Империи была во много сотен раз меньше Константинопольского Патриархата. Патриархи, которые иногда не боялись противостоять императорской власти в пору ее наибольшего могущества, теперь покрывали ее немощи, словно дети, верные своему долгу и в годы старческого расслабления родителей. Даже до сего дня для всех православных греков, в том числе для самых антилатински настроенных, самый волнующий и интимно-близкий образ Византии – последний император Константин XI Палеолог, который был униатом. Во всем этом самым поразительным, для кого-то даже шокирующим образом проявилось почтение православной иерархии и народа, Православной Церкви к царям.
В наше время такое отношение, конечно, часто оспаривается. Указывают на то, что царь – самый недолговечный, а значит, и «факультативный» член теократической триады. На это можно возразить тем, что «константиновский период» как-никак самый продолжительный: от IV в. до 1917 г. Он же и самый плодотворный: до него – хаос становления, после него – хаос разрушения, независимо от того, кто разрушает – турки, демократы или большевики. Вечное историческое существование не гарантировано и другим компонентам теократической триады. Первые века христианства не знали монашества, а в некоторых современных поместных Церквах наблюдается почти полное его угасание. Для сакраментальной жизни необходимо священство, но теоретически возможно и его угасание при неблагоприятных исторических условиях, как это уже было в коммунистической Албании и, за пределами Православной Церкви, у староверов-беспоповцев, у католиков Кореи и Японии в века гонений и в некоторых других христианских общинах, не отвергавших в принципе священства апостольского происхождения.
Продолжим обзор проблем, вырастающих из рассмотрения христианской истории. Середина V в., время самого представительного и едва ли не самого значительного в вероучительном плане IV Вселенского Собора, это одновременно начало кризиса, который не преодолело до сего дня и который стал весьма значительным препятствием для дальнейшего распространения веры Христовой в мире. Кризис, выразившийся в христологических спорах, на самом деле имел более широкое, экклезиологическое и общемировоззренческое значение. Халкидонский догмат не только прояснил христологическое учение; он открывал также перспективу видения миpa и человека. «Неслитное, неизменное, нераздельное, неразлучное» соединение Божества и человечества во Христе онтологически проецируется на все человечество и определяет новую его, не человеческую только, но Богочеловеческую жизнь, где человечество не обособляется от Бога, но и не исчезает, не растворяется в Божестве, как «капля меда в океане». Влияние «несторианского» мировоззрения гораздо шире влияния христологии Феодора Мопсуэстийского. Несторианство в широком смысле – это стремление сделать человека автономным, так сильно проявившееся в последующие столетия на Западе. Но и в V в. на Западе было пелагианство, вызвавшее сочувствие патриарxa Нестория. При торжестве «несторианского» мировоззрения автономный, обособившийся от Бога человек становится безудержным активистом, что мы и видим на Западе.
Подобно тому и так называемое «монофизитство» по своему мировоззренческому масштабу гораздо шире евтихианской или севирианской христологии и в области антропологии означает аберрацию указанного халкидонского видения человека. На практике такое мировоззрение означает квиетизм и фатализм. Нет нужды доказывать, что подобные взгляды свойственны не только тем, кто принимает как единственное выражение христологического догмата формулу «единой природы».
Возникший в V в. исторический кризис христианства поставил еще одну проблему, чреватую историческими последствиями. В первые века без всякого ущерба для своего универсализма пробудило к культурной жизни целый ряд периферийных народов, или не имевших высокой национальной культуры до принятия христианства, или же, как например египтяне, подавленных в культурном отношении греко-римским элементом. В VII в., однако, расцвет национальных христианских культур начал порождать национально-окраинный сепаратизм, и под знаменами христологических ересей началась дезинтеграция христианского мира. Поставленная еще событиями V в. национальная проблема со всей силой встала перед церковным сознанием в XIX–ХХ вв., когда поднимающийся национализм вызвал глубокий кризис православной церковности, и хотя Константинопольская Патриархия вынесла свое известное (и формально правильное) суждение о «филетизме», она сама уподобилась врачу, нуждающемуся в исцелении. Экклезиологическое искажение состояло в том, что стали отождествляться понятия поместной и национальной Церкви, Русская Церковь – одна из немногих Православных Поместных Церквей, в общем и целом избежавших националистического кризиса.
Если же обратимся к эпохе христологических споров, можно отметить, что вызванный ими кризис может служить одним из объяснений того, почему новая религия , принявшая по-своему (причем, через несториан) весть о Христе, не приняла веры Христовой.
Появление ислама и его поразительные военные успехи положили предел распространению христианской проповеди в восточном и южном направлениях. Правда, история увидела еще миссионерский порыв Несторианской церкви, достигший восточной оконечности Азии, но его результаты не были долговременными.
Единство христианского мира сознавалось как единство Церкви и мировой Империи. Уже христологические споры подорвали это единство, вызвав дезинтеграцию в восточных областях Империи и этим облегчив их завоевание арабами. В 800 г. по единству христианского мира был нанесен новый удар: папство разрушило политическое единство христианства (пусть существовавшее скорее в идеале, но и в таком виде действенное для общего сознания), создав Западную Империю. Этому не помешало даже то, что Карл Великий выступал против догматических определений VII Вселенского Собора.
IX век, век первого серьезного догматического столкновения Востока с Западом, был одновременно веком решающих успехов в христианизации славянского миpa. В соответствии с традициями Восточной Церкви славяне получили Священное Писание и богослужебные книги на своем языке. А в следующем веке Благую Весть приняла вся необозримая Россия. Таким образом, время, предшествовавшее роковым событиям середины XI в., отмечено самыми большими миссионерскими успехами Греческой Церкви.
Эпоха крестовых походов, время видимого сближения двух совсем недавно расторгнутых половин христианского миpa, на деле привела к необратимости этого расторжения, когда 4-й крестовый поход сокрушил ослабевшую Восточную Империю. Можно было думать, что история Православия на этом закончилась: в Константинополе появился латинский патриарх, и даже православные страны, оставшиеся независимыми, приняли унию с Римом. Но Православие, как это неоднократно бывало в его истории, выжило и укрепилось, создав новые автокефальные Церкви.
Катастрофический для Византии XV в. был веком мощного порыва западной цивилизации, когда, между прочим, изобретается книгопечатание и начинается, вместе с завоеванием Западного полушария, его христианизация. Однако полноте христианского свидетельства препятствовала не только разобщенность Запада с Восточной , но и развивавшаяся на Западе идеология «гуманизма», в некоторых своих проявлениях доходившая до демонического восстания на Бога. Как логически объяснимая реакция на привнесение католицизмом новшеств в церковное Предание явился протестантизм, вовсе отбросивший принцип Предания. В результате принципом протестантизма стал личный произвол, и произошло закономерное дробление протестантизма на множество деноминаций. При этом протестантизм проявлял гораздо меньшую миссионерскую ревность, чем католичество, в заморских владениях европейских государств.
Российская Империя принципиально отличалась от западных колониальных империй. Она органически росла из своего исторического ядра, никогда не стремилась к приобретению заморских территорий и по большей части включала в свой состав те страны и народы, которые сами того xoтели. В духе терпимости, не прибегая к насилию, совершала Русская свое миссионерское служение. После исторической катастрофы балканского и ближневосточного Православия Россия осознала свою миссию мирового оплота Православия. Смысл знаменитой теории «Третьего Рима» не в горделивом самопревозношении, но в остром сознании мировой, предэсхатологической катастрофы, ввиду которой России приходится принимать бремя скорее непосильное.
XIX век – время несомненных успехов христианства, которое можно было даже принимать за век окончательного его торжества. Христианская проповедь распространяется по всему миру. Происходит освобождение балканских православных народов. Даже существенную гуманизацию социальной жизни нужно приписать в первую очередь влиянию христианства, которое воздействовало и непосредственно, и через посредство тех социальных теорий, которые, даже внешне отказываясь от христианства как руководящего принципа, продолжали в самых сильных и убедительных своих сторонах жить христианскими вдохновениями. Однако же это было время неустойчивого равновесия между подлинным, христианским гуманизмом и тем «гуманизмом», который начал вызревать в недрах Запада еще в эпоху Ренессанса и имел все более явную антихристианскую тенденцию.
Положение решительно изменилось в начале XX в. Первая мировая война была самоубийственна для старой христианской Европы, уже давно переживавшей кризис христианства. В результате войны пала не только Российская империя – оплот вселенского Православия, но и две другие империи, политически и культурно представлявшие католичество и протестантство. Появились государственные идеологи, открыто начертавшие на своих знаменах антихристианство. Начался период гонений, равных которым в истории христианства еще не было. Православная Церковь просияла новым сонмом мучеников и исповедников. В этом – и слава, и трагедия церковной истории, ибо не только гонимые, но и, в большинстве своем, гонители были детьми единой Церкви. В христианском обществе всегда есть поляризация, есть ревнующие о вере и теплохладные. Когда Апостол сказал, что «все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (), то можно было думать, что он говорит о гонении от внешних врагов Церкви. Но последующая история показала, что и в самые благополучные времена, когда внешне торжествовало, величайшие святые подвижники бывали гонимы своими же братьями и чадами. По пронзительному афоризму приснопамятного Святейшего Патриарха Алексия I, Церковь есть «Тело Христово всегда ломимое» и самое страшное в недавнем «вавилонском пленении» нашей Церкви – то, что многие из пленивших нас от нас же вышли, но в ослеплении и озлоблении своем доходили до братоубийства и отцеубийства. Но гонения стихли – то ли потому, что иссякла энергия гонителей, то ли потому, что иссякло поколение, воспитанное в старых твердых религиозно-нравственных устоях и потому оказавшееся в силах со славою претерпеть даже до конца. Мы, живущие теперь в России, видим, что наперекор всеобщей дехристианизации, «апостасии» (), сильнейшим образом поразившей и Россию, в ней за последние 10 лет идет такое возрождение церковной жизни, которое может восприниматься как чудо Божие. В стране, охваченной тяжелейшим экономическим и общим кризисом, восстанавливаются десятки тысяч храмов и сотни монастырей. Народ являет чудеса христианской жертвенности, отдавая на храмоздательство последнюю лепту. Воистину идет новое, второе Крещение Руси. Это воочию доказывает, что и милость Божия к роду человеческому не оскудела, и человек не утратил окончательно способности откликаться на Благую Весть с Небес. При всех трудностях, при всех грозных опасностях, нависших над христианским миром, человеческая история, может быть, еще не завершилась.
Но приходится признать, что настоящее время – время самых тяжких испытаний для христианства, когда христианский мир обнаруживает небывалую внутреннюю слабость под ударами секуляризованной западной цивилизации. У многих христиан обострились эсхатологические ожидания, и такие апокалиптические настроения представляются все более и более оправданными.
В нашем недавнем прошлом, во время «холодной войны» двух частей биполярного мира, представлялось, что две эти части воплощают каждая по-своему разные аспекты мирового зла. В нынешнем однополярном мире победившая часть в полноте концентрирует и воплощает мировое зло. Мы должны быть благодарны Америке и ее европейским сателлитам за то, что в событиях Югославской войны 1999 г., знаменательно завершившей второе тысячелетие христианской истории, это было продемонстрировано со всей очевидностью.
Каждая эпоха имеет свои преимущества. Нынешнее катастрофическое время обостряет наше историческое зрение и, через это, наше церковное сознание.
методологический подход политический
Согласно данному подходу политические явления и процессы истолковываются как божественный промысел. Поэтому исследуется главным образом не реальная политическая жизнь общества, а божественное откровение, изложенное в соответствующих религиозных источниках.
В христианстве основным источником религиозного толкования политических явлений является «Вечная книга» - Библия. В средневековой Европе эти толкования с наибольшей полнотой были представлены в произведениях Августина Аврелия (354-430) и Фомы Аквинского (1226-1274). В их учениях христианская убежденность, даже фанатизм, сочетались с реализмом и умеренностью. Сформулированные ими положения по сей день играют основополагающую методологическую роль в христианских исследованиях политических явлений.
Августин Аврелий - философ, влиятельный проповедник и политик католической церкви, родился на севере Африки. Его отец был римским патрицием, язычником, мать - христианкой. Учился в Карфагене в школе красноречия. Совершив восход к высотам римской языческой культуры (входил в круг лиц приближенных к императорскому двору), к тридцати годам резко изменил образ жизни, стал христианином. Был рукоположен в священники, а затем посвящен в сан епископа в Гиппоне - городе, расположенном недалеко от Карфагена.
Августин, прозванный блаженным, развивал взгляды о божественном преодолении развития человеческого общества, в том числе и его политической жизни. Государству - «граду Земному» он противопоставлял «град Божий»: «Один из градов желает жить по плоти, а другой по духу» См.: Сочинение Блаженного Августина «О граде Божием». - Харьков, 1891. - С. 23.. Этим определяется глубокое различие принципов жизни в том и другом граде.
В граде Земном постоянно проявляется «похоть господствования», властолюбия, «управляемая и правителями и подчинёнными», т.е. присущая тем и другим. В граде же Божием «по любви служат взаимно друг другу и предстоятели, руководя, и подчинённые, повинуясь» См.: Сочинение Блаженного Августина «О граде Божием». - Харьков, 1891. - С. 24..
Соответственно решается и проблема свободы. Исходя из христианских воззрений, Августин отмечал, что человек рождается свободным, однако проявления его свободы препятствуют многие ограничения, существующие в обществе. Чтобы их преодолеть, необходима сильная воля, в том числе политическая, поскольку речь идёт об ограничениях, устанавливаемых государством. Благонамеренная политическая воля необходима, чтобы творить добро и бороться со злом в любом государстве.
Под впечатлением от захвата Рима Августин пишет тракт «О граде Божьем» (413-426), главная идея которого состоит в замене единства Римской всемирной империи (государственной власти) на единство всемирной католической церкви (духовной власти). Он обосновывает разделение власти на церковную и светскую (государственную), Августин указывал на безусловный приоритет церковной власти, идущей от бога.
Власть государственная, объяснял он, регулирует поведение людей в их временном земном существовании и сама является временной. Уже поэтому она должна подчиняться божественной власти, направляющей жизнь вечную. Земным олицетворением божественной власти, по мнению Августина, является христианская церковь.
Ход человеческой истории, по мысли Августина, предопределен Божественным проведением и представляет собой борьбу светлых и темных сил. Божество есть лишь источник добра, зло проистекает из свободной воли стремящейся к самостоятельности и не признающей Божественных установлений. В соответствии с борьбой светлых и темных сил и всемирная история распадается на два направления: приверженцы бога на земле, признающие Его волю, войдя в лоно церкви, строят град Божий, а сторонники сатаны строят град человеческий: светское, земное государство. Августин отрицательно относился ко всякого рода насилию, но понимал его неизбежность в этом мире. Поэтому он признавал и необходимость государственной власти, хотя ее носители им же самим охарактеризованы как «большая шайка разбойников». Связав царство дьявола с государством, Августин положил начало многим средневековым ересям. Смысл истории - по Августину - в победе христианства во всемирном масштабе.
XIII в. - век наивысшего могущества Римской церкви. В это время происходит окончательное становление средневековой религиозной догматики. Этим церковь обязана Фоме Аквинскому, который помимо богословия и философии трактовал проблемы права, морали, государства, экономики. Фома Аквинский родился под Неаполем, принадлежал к аристократическому роду. Фома - первый схоластический учитель церкви («князь философии»). Учился в Кельне, Болонье, Риме, Неаполе. С 1279 г. признан официальным католическим философом, который связал христианское вероучение с философией Аристотеля. Его политические взгляды изложены в работе «О правлении властителей», в комментариях к «Политике» и «Этике» Аристотеля. Одна из частей главного произведения «Сумма теологий» специально посвящена законам. В 1323 г. причислен к лику святых.
Политические взгляды Ф. Аквинского излагаются главным образом в его труде «О правлении властителя». Он утверждал, что государство берёт своё начало от Бога и направляет развитие общества, как рулевой направляет корабль. Находясь под сильным влиянием учения Аристотеля, Ф. Аквинский уделял большое влияние проблеме формы существования различных политических явления, в том числе формам государственной власти, государственного устройства и правления.
Он пытался осмыслить роль и значение в жизни людей таких форм государства, как монархия, аристократия, олигархия, демократия, тирания, при каждой из которых реализуется соответствующая форма власти. По мнению Ф. Аквинского, ни одна из названных форм государства не является совершенной, ибо не может создать всех необходимых условий для блага и счастья людей. В то же время он утверждал, что «наилучшую форму власти представляет государство, в котором сочетаются элементы монархические, аристократические и демократические» См.: Боргош Ю. Фома Аквинский. - М.: Мысль, 1975. - С. 122..
Обосновывая превосходство церковной власти над светской, Фома Аквинский доказывал, что вмешательство церкви в политические дела государства, даже её участие в свержение монарха, может быть вполне обосновано: если правитель пришёл к власти путём обмана народа, подавляет народ и в целом правит несправедливо, то народ может лишить его власти См.: Боргош Ю. Фома Аквинский. - М.: Мысль, 1975. - С. 125.. В учении Фомы Аквинского признавался суверенитет власти народа: «Король, изменивший своему не может требовать повиновения. Это не восстание, направленное на свержение короля; поскольку он сам восстал, народ вправе низложить его. Однако лучше ограничить его власть, чтобы не допускать злоупотреблений. С этой целью весь народ должен участвовать в управлении. Государственный строй должен соединять ограниченную и выборную монархию с аристократией по признаку учености, и такую демократию, которая обеспечивала бы доступ к власти для всех классов посредством народных выборов. Ни одно правительство не вправе взимать налоги сверх меры, установленной народом. Всякая политическая власть осуществляется с согласия народа, и все законы должны приниматься народом или его представителями. Мы не можем быть в безопасности, пока зависим от воли другого человека».
Заслугой Фомы Аквинского является разработка теории закона. Человек как гражданин христианского государства имеет дело с четырьмя видами законов: вечным, естественным, человеческим и Божественным. Вечный закон - это Божественный разум, правящий вселенной. Вечный закон заключен в Боге и потому существует сам по себе. Все остальные законы производны и подчинены вечному. Естественный закон есть отражение Божественного закона в человеческом разуме. В силу причастности ума человека к Божественному разуму, ум человека управляет всеми его нравственными силами и является источником закона естественного (он повелевает делать добро и избегать зла). По закону естественного права протекала блаженная жизнь людей до грехопадения. Из естественного закона вытекает закон человеческий, созданный по воле людей. Целью человеческого закона должно быть общее благо, которое Фома понимает так же, как и Аристотель: Оно имеет в виду интересы, которые касаются одинаково всех граждан. Законы человеческие имеют целью принудить людей делать то, что они должны делать. А достигается эта цель тремя способами: повелевая, допуская и запрещая. Помимо направленности к общему благу, закон должен быть издан компетентной властью и обнародован. Что касается Божественного закона - то это законы Ветхого и Нового Завета, те, что ведут человека к достижению блаженства в потусторонней жизни, для чего и требуется Божественное откровение по причине недостаточности одного естественного разума.
В своих политических воззрениях Фома отвергал общественное равенство и утверждал, что разделение на сословия установлено Богом. Все виды власти на земле - от Бога. «Государственное сообщество, - писал он, - является приготовлением к высшему сообществу - государству Бога. Таким образом, государство подчиняется церкви как средство цели». При этом следует различать сущность, форму и использование власти. Установленная Богом власть несет людям добро, поэтому ей следует беспрекословно подчиняться. Главная задача государственной власти - содействовать общему благу, заботиться о справедливости в общественных делах и обеспечивать мир подданным. Но использование власти может быть дурным. Поэтому в той мере, в какой светская власть нарушает законы Бога, Подданные вправе оказывать ей сопротивление.
Благодаря Христианству политическая мысль поднималась на новый уровень. Будучи прямым источником индивидуальной морали, христианство вносило в общение людей дух нового христианского правосознания. Оно утверждало, что человеку от Бога дан индивидуальный способ существования и подчеркивало его самоценность. Наряду с этим христианство учило человека не видеть в подчиненности ненавистного бремени, а воспринимать власть как великое бремя ответственности.
Политические воззрения А. Аврелия и Ф. Аквинского оказали существенно влияние на дальнейшее развитие христианской политической мысли. На их основе и в настоящее время формируются основные методологические подходы.
